Коллизия между художником и властью, ставшая в русской культурной традиции ориентирующим фактором в понимании того, что собою представляет искусство и каковы его истинные задачи, в годы формирования советской государственности приобретает значение «абсолютной силы», способной влиять как на смену риторических правил, так и на выбранные формы поведения в социопространстве. Именно в это время проблема «биографии» и принципы ее включения в тотально идеологический контекст эпохи становятся экспериментальным полем для теорий и практик формалистского происхождения. Виктор Шкловский и Борис Эйхенбаум, предпочтя науке «биографию», оказались вовлечены в исторический слом, когда выход «из своего сохраненного слова» требовал жертвы неизмеримо большего масштаба. Взгляд Ю. Тынянова на литературный процесс исключал переход на «чужие» территории: будь то политика, «биография» или какие-либо еще внеположные литературе явления. Эти и другие категории могли существовать, будучи увиденными «сквозь литературу». Особое внимание уделено ленинскому номеру журнала «ЛЕФ», вышедшему сразу после смерти вождя революции, и в частности статье Тынянова «Словарь Ленина-полемиста». Тынянов писал о «революции» ленинских речевых конструкций, предполагая уже свершившийся слом языка, связанный с идеей упрощения формы как эстетической доминанты времени. Внеидеологичность Тынянова была откровенным средством эстетической манипуляции, позволявшим обходиться без наличествующего бытия как непременного факта социального и идеологического противления.